Биография.

      После стажировки в Кембридже у Резерфорда, после первых работ по цепным реакциям с Семеновым Харитон как сквозь землю провалился, ни слуху, ни духу. Впрочем, он не был тогда знаменитым, и это мало кто заметил. Но те,       кому надо, заметили... Юлий Борисович Харитон, сын известного петербургского журналиста, родился 27 февраля 1904 года. Мать его играла во МХАТе Митиля в "Синей птице" Метерлинга, жили нервно, на два дома, потом мать поехала в Германию лечиться, вышла там замуж и осталась навсегда. Отец был либерал, работал в газете "Речь", за "неугодные" публикации его сажали в "Кресты", а после революции избрали директором Дома Журналистов в Ленинграде. Однако, он был либерал настоящий, большевикам он тоже не нравился, уехал в Ригу, издавал газету "Сегодня", но и там в 1940 году большевики его достали и упрятали либерала в ГУЛАГ. В конце 40-ых - начале 50-ых годов Юлий Борисович часто виделся с Лаврентием Берия, в чьем ведении находились все концлагеря       Советского Союза, и мог поинтересоваться судьбой отца. Но не       поинтересовался. Он говорил, что понимал, как это тогда могло негативно       отрази-ться на его работе. Вот таким загадочным человеком был Юлий       Борисович... Этого мальчишку интересовало все: история, физиология, физика. В конце концов победила физи-ка. Гувернантка-эстонка учила его немецкому языку. А главным языком науки в те годы был немецкий. Прыгая через класс, он       окончил школу в 15 лет, но в Технологический институт его не приняли       именно потому, что ему не было 16-ти. В 1920 году он поступил в       Политехнический институт и там познакомился с Николаем Семеновым, который       вел упражнения по физике. "Важнейшим событием моей жизни, - говорил       Харитон, - была фраза Семенова: "зайдите ко мне вечерком..." Вечерком       Семенов сказал ему: "-Иоффе организует Физико-технический институт. Там       будет моя лаборатория. Я приглашаю вас..."      - В 1928 году, возвращаясь из Англии от Резерфорда через Берлин, -       вспоминал Юлий Борисович, - я удивился, как легкомысленно немцы относятся       к Гитлеру. Тогда я понял, что надо заниматься взрывчатыми веществами и       вообще оборонными проблемами. Я изучал процессы детонации и динамики       взрыва и нашел тот предельный размер, при котором реакция успеет       возникнуть до того, как вещество разлетится... Семенов обладал       фантастической интуицией. До 1939 года, еще до открытия деления урана, он что-то чувствовал, говорил, что ядерный взрыв возможен, а в 1940 году его молодой сотруд-ник Дубовицкий отвез письмо Семенова с изложением принципа действия атомной бомбы в управление наркомата нефтяной промышленности. Почему нефтяной? А куда надо было тогда везти такое письмо? Не знаю. Там его и потеряли... Харитон продолжал заниматься взрывчатыми веществами, когда в 1943 году Игорь Курчатов рассказал ему об атомной бомбе. Вместе с Яковом Зельдовичем они пытались определить критическую массу урана-235. Получалось около 10      килограмм. (Американцы тоже писали, что для бомбы нужно 12 килограмм       экаосмия). Они ошиблись а 5 раз, но именно эта ошибка вселила в них       уверенность: бомбу сделать можно! Работы развернулись в окруженном колючей       проволокой городе, который назывался "Арзамас-16". Параллельно разведчики       с Лубянки поставляли Курчатову материалы от своих зарубежных резидентов.       Фамилию Клауса Фукса не знал даже Курчатов. Он читал его материалы, вроде      бы все, что делали американцы было логичным, и, все-таки, Курчатова не       оставляла мысль, что это может быть некая коварная шпионская игра, что       путь, указанный неведомым зарубежным единомышленни-ком, заведет наших       физиков в тупик. Поэтому все данные Фукса проверялись и перепроверялись.       И, тем ни менее, Харитон считает, что Фукс сэкономил не меньше года работы       над нашей бомбой. Все эти дела курировал Берия. Он не скрывал, что в случае провала атомного проекта, всех физиков посадят или расстреляют, открыто называл их "дублеров": механика Алексея Ильюшина, математика Михаила Лаврентьева, физика Абрама Алиханова. Перед испытаниями атомной бомбы Курчатова и Харитона вызвал Сталин. Харитон доложил о готовности. Сталин спросил: - А нельзя ли вместо одной бомбы сделать две, пусть более слабых?

         - Нельзя, - ответил Харитон. - Технически это не реально.

      Уже после смерти Сталина они поняли, что можно. Собственно все последующие годы работа над атомным оружием шла в трех направлениях: 1) сокращение веса заряда, 2) увеличение его мощности и 3) повышение надежности. Никакой информацией о водородной бомбе "Арзамас-16" не располагал. Нашу водородную бомбу сделал Андрей Сахаров в 1953 году. Харитон считал, что настоящим оружием она стала двумя годами позже, когда ее сбрасывали с самолета. Она была эквивалентна 3 миллионам тонн тротила. Харитон считал, что не было никакой необходимости взрывать водородную бомбу в 50 мегатонн на Новой Земле. В принципе, к этому моменту с бомбой все было уже ясно... Незадолго перед смертью Юлий Борисович летал в США лечить глаза, но американские журналисты его проворонили. Десятилетия секретности наложили       свой отпечаток на манеру общения Харитона: любой ответ он предварял долгой       паузой. Засекреченность, однако, не помешало Юлию Борисовичу стать       активным пропагандистом деятельности Фонда Сороса в нашей стране. Когда       деятельность эта совершенно незаслуженно подвергалась нападкам       ретроградов, Заслуженный Профессор Фонда культурной инициативы Харитон       написал письмо в Государственную Думу и добился его обсуждения.      Еще Сталин запретил Курчатову летать на самолетах. Харитон тоже привык к       поезду. Для него построили специальный вагон с залой, кабинетом, спальней       и купе для гостей, кухней, поварихой. Однажды мы возвращались с ним из       "Арзамаса-16" в Москву в этом вагоне. Харитон стоял у окна, глядя на       предрассветные московские пригороды.

      - Юлий Борисович, а когда впервые вы увидели этот "гриб", и накат урагана, и ослепших птиц, и свет, который ярче многих солнц, вот тогда не возникла у вас мысль: "Господи, что же это мы дела-ем?!!" - спросил я.      Он еще долго смотрел в окно, потом сказал, не оборачиваясь:

      - Так ведь надо было, Ярослав, - и замолчал. Наверное, он прав. Но это так страшно... Юлий Борисович Харитон умер в декабре 1996-го на 93-ем году жизни. Говорят, что долгий век Господь посылает праведникам.

[Вверх]

 

Хостинг от uCoz